ОБ ОРИГИНАЛЬНОСТИ, СВОБОДЕ И ГЕНИИ
О поведении в отношении оригинальности хорошо пишет Пьер Жане, которого я часто читаю и конспектирую. У него есть слова, где он призывает к терпимости по отношению к оригиналам — индивидуальностям, которые во все века были гонимы за свои психические аномалии: «Общество всегда стремилось от них избавиться; почти всегда их убивали, а когда нравы смягчились, стали навечно заключать в тюрьму».
Тем не менее оригиналы нередко являлись изобретателями и прогрессорами, открывающими новое в психологической эволюции личности. Так первый оригинал среди животных изобрел отсроченное действие, положив начало памяти. Первый оригинал среди людей изобрел абстрактное обобщение в виде звука и положил начало речи, другой — изобрел имя собственное и положил начало истории. Все эти случаи предполагали наличие акта свободной воли, свободы и отличия от других того, что мы зовем оригинальностью.
В эпоху Чезаре Ламброзо оригинальность высшей психической деятельности стали называть гениальностью. Аномальную психику много изучали, искали те условия, при которых формируется гений. Это было нелегко. И как ни странно, между гениальностью и помешательством было найдено большое сходство. Именно среди мегаломаньяков — страдающих манией величия, и эпилептиков — испытывающих крайнее нервное напряжение с последующим неконтролируемым разрядом, число гениально одаренных было намного выше.
Картина психопатологии последних отличается большой полиморфностью. Однако у их мышления удается выделить интересную особенность — это лабиринтность и поиск ответа по пути наименьшего сопротивления. Такая лабиринтность, на мой взгляд, обусловливается тем, о чем пишет Джон Милль — умозаключением от частного к частному, исключая посредство общего. Прежний опыт, оставаясь не обобщенным, в силу угнетения этой функции при болезни и не выраженным в словах, вынужден как образ мгновенно внушаться уму из памяти при более или менее сходной реальной ситуации, то есть идти автоматически по пути наименьшего сопротивления.
Еще большую ясность на образование новых гениальных смыслов проливает В. А. Гиляровский. Он считает, что обычная схема восприятия своего тела при полном или абортивном эпилептическом припадке резко нарушается, претерпевая различные сдвиги за счет изменения тонуса мышц. Чувство восприятия времени напрямую связано со степенью напряженности тела, а с новой мелодией движений создается и новое представление о времени, исчезает мера времени, вечность кажется мигом. Князь Мышкин, герой Достоевского, перед припадком ощущал ауру как миг вневременного бытия, когда становится понятным вещее слово, что «времени больше не будет», когда разом он ощущает «напряжение всех жизненных сил».
Гиляровский дословно пишет: «С нарушением схемы тела возникает и иное восприятие себя и объекта, характеризующееся блаженным слиянием субъекта и объекта. Быть может и мышление в легких случаях сумеречных состояний под давлением низших центров производит автоматически новые сочетания схем и фигур мыслительного процесса».
Проявка и сканирование @lighthousefilmlab
#плёнка #kodakportra400 #pentax67 #geniun
